Глава IX
10. Я говорю о сущности (essentia), которая по‑гречески – οὐσία и которую чаще мы называем субстанцией (substantia). Греки, правда, используют также и термин ὑπόστασις, но я не знаю, какое различие они хотят провести между словами οὐσία и ὑπόστασις. Те, кто рассматривают эти вопросы по‑гречески, привыкли говорить μίαν οὐσίαν и τρεῖς ὑπόστασεις, что на латыни – одна сущность и три субстанции (unam essentiam tres substantias). Но поскольку наш языковой обычай сложился так, что когда мы говорим «сущность» (essentiam), мы понимаем то же, [что и тогда] когда мы говорим «субстанция» (substantiam), постольку мы не осмеливаемся говорить одна сущность и три субстанции, но сущность или субстанция и три Лица (essentiam uel substantiam et tres personas). Так говорили многие, исполненные авторитета писатели, рассматривавшие эти предметы на латыни, ибо они не обнаруживали более подходящего способа для выражения посредством слов того, что понимали и без слов. И действительно, поскольку Отец не есть Сын, Сын не есть Отец, а Святой Дух, Который также называется даром Божиим, не есть ни Отец, ни Сын, постольку, разумеется, Их трое. Поэтому‑то и сказано во множественном числе: «Я и Отец одно есмы»37 (Ин., X, 30). Ведь не сказал же Он «есть одно», как говорят савеллиане, но «есмы одно». Но когда спрашивается: «Что [эти] три?», язык человеческий страдает от неспособности [это выразить]. О трех Лицах же говорится не затем, чтобы сказать что‑нибудь вообще, но затем, чтобы не молчать вообще.