И всякий, кто мог ответить на это правильно, нашел, что ответить, в самом себе. Ведь когда я желаю говорить о Карфагене, я ищу в себе, что говорить, и в себе я обнаруживаю фантазию (phantasiam) Карфагена. Но я воспринял ее посредством тела, т. е. через телесное ощущение, поскольку я присутствовал в Карфагене телом, и я видел его, и воспринимал, и запомнил так, чтобы я мог обнаружить в себе соответствующее ему слово, когда бы я ни пожелал говорить о нем. Ибо сама фантазия его в моей памяти и есть это слово (не то трехсложное звучание, когда называется Карфаген, или же когда я время от времени мыслю само название про себя, но то, что я различаю в душе, когда я произношу вслух это трехсложие, и даже прежде, чем я произношу). Так же и тогда, когда я желаю говорить об Александрии, которую я никогда не видел, у меня тут же возникает ее фантазм (phantasma). Ибо поскольку я слышал от многих и уверился по поводу того, что это – великий город (насколько об этом было возможным мне рассказать), я, насколько мог, создал в душе его образ; и прежде, чем я произношу пять слогов, что составляют название, известное почти всем, во мне уже есть слово, соответствующее ему.